Дневник Георгия Свиридова
Анатолий Иванов
Дневник - жанр у нас почти что забытый. Долгие годы довлевшего над нашей страной страха отучили людей писать дневники: написанное могло потом попасть не в те руки. Недавно изданные у нас под названием “Музыка как судьба” (М., “Молодая Гвардия”, 2002) дневники Г.Свиридова были для их автора отдушиной: в них он мог позволить себе высказывания, которые, будь они где-нибудь опубликованы, непременно вызвали бы скандал. О том, какой камень он носит за пазухой, наши общие враги догадывались. Г.Свиридов почему-то удивлялся: “Даже непонятно, почему такая ненависть ко мне и к моей музыке?” (с.70). Все совершенно ясно: и с чьей стороны проявлялась эта ненависть, и по какой причине. Г.Свиридов был русский композитор. Этого уже достаточно для тех, кто ненавидит всё русское.
Мало того: он возымел преступное желание “создать миф: “Россия” (с.350). “Россия предстает в этом мифе как народ, одержимый великой и благороднейшей идеей братства и вселенской любви, верности и самопожертвования (с.369-370). Миф традиционно понимали как сказку, вымысел, но в ХХ веке было дано другое определение: миф это идея, способная воодушевить массы. В этом смысле коммунизм тоже был мифом, несмотря на всё “научное” марксистское обрамление. И сегодня России взамен старого нужен новый миф, иначе ей не жить.
Г.Свиридов поставил перед собой задачу, которая была ему явно не по силам. Но у него перед глазами были примеры композиторов, которых он сам называл “величайшими” - Мусоргского и Вагнера (с.371 ). Он считал их создателями “христианских мифов” (с.476). В отношении Вагнера это не совсем верно. Как писал немецкий философ А. Древс, “христианство” Вагнера было таким же, как у Шопенгауэра: довольно произвольным истолкованием брахманских и буддийских идей в христианском смысле”. “Сама идея “Парсифаля” - брахманская, буддийская или общеаийская” (Философия Ницше. Гейдельберг. 1904, с.18, 190). Г.Свиридов, признавая величие Вагнера, отмечал тем не менее и его недостатки: “Пышный Вагнер утерял силу в этой самой пышности. Это понял Ницше, предпочитая его тетралогии “Кармен” (с.129). Величайшим произведением музыки Г.Свиридов считал “Хованщину” Мусоргского (с.91).
С точки зрения Г.Свиридова, Мусоргский являлся “наследником Сократа, Платона, Софокла, т.е. духа греков и совсем не европейцев... Только греки обладали цельным знанием, цельным ощущением мира, в котором воедино сливались умственное... чувственное и духовное его восприятие. Таков был и Мусоргский. Католической Европой же это цельное восприятие мира было утрачено, чему свидетельством является, например, романтизм с выходом на первый план чувственного восприятия мира.
Для русской культуры… характерны элементы, роднящие её более, чем культуру современной Европы, с древней Грецией. Эти элементы получены нами через православную веру, которая впитала в себя и древнюю греческую философию. Вот откуда платонизм у Мусоргского, В.Соловьева, у Блока и Есенина. Вот почему искусство этих художников трудно мерить европейской мерой” (с.94-95). И А.Пушкин “более связан с культурой эллинской, а не с культурой католической, римской Европы” (с.205).
Мысль об особой связи русской культуры с древнегреческой интересна, но приводимые в подкрепление её примеры оставляют желать лучшего. Сократ и Платон давно уже перестали считаться вершинами древнегреческой философии, в них, наоборот, видят духовное отражение упадка, который переживала в их время древняя Греция. С другой стороны, А.Ф.Лосев в своем фундаментальном труде о Платоне категорически отказал этому философу в праве называться предшественником Православия. Так Платон и висит между двумя мирами, отвергаемый обоими.
Мы встречаем у Г.Свиридова и такое противопоставление: “Германия, немецкая, католическая - музыка движения, становления в борьбе. Музыка пребывания, созерцания, состояния - Греция, Православие”, (с.185). Конечно, это только элеатская Греция, а не, скажем, Греция Гераклита. Но отсюда негативное отношение Г.Свиридова к немецкой классической музыке. “Композиторы, которых не люблю: Бах, Моцарт, Гайдн - все трое механистичны, как заведённые машинки” (с.418). “Бах всегда был мне ненавистен своей мертвой механистичностью” (с.221). “У Баха много фальшивого, пустого искусства (фуги и др.)”. (с.74)
Большой вред немецкой музыке нанесла, по мнению Г.Свиридова, первая немецкая консерватория, основанная на деньги банкира Мендельсона-Бартольди. Она преследовала и унижала национально-направленное романтическое искусство Шумана, Листа, Вагнера, которые её ненавидели (с.367). В России мендельсоновщину насаждал А.Рубинштейн (с.376). На конец ХIХ века, по Г.Свиридову, приходится упадок вкуса, его символы - Рахманинов, Малер, Регер, Р. Штраус, оперы Массне, хотя рядом с этим были Григ, Дебюсси - ярко национальные, чистые по стилю явления. (с.85).
В России ХХ век, как считает Г.Свиридов, начался с увлечения сатанизмом. Г.Свиридов обвиняет в этом грехе Римского-Корсакова и квалифицирует его поздние произведения как воплощенное зло (с.148-149). Но наибольшую неприязнь у Г.Свиридова вызывали С.Прокофьев и Стравинский. Прокофьев всегда казался ему “игрушечным… не настоящим, паяцем с клюквенным соком вместо крови”. Таким же представлялся ему и Стравинский - “весь костюмированный, маскарадный” (с.132). Стиль Прокофьева он называл “механической трескотней (с.147), а Стравинского - “искусственным соловьем”, всё творчество которого - сплошная имитация: “имитируются русские песни, обряды, католическая месса, светское музицирование” (с.83). И в Шостаковиче было и так и осталось до конца что-то “интонационно-мертвое” (с.422). Окончательный приговор: “Музыка Стравинского, Прокофьева, Шостаковича, Шёнберга это искусство тоталитаризма, музыка бездушных, механических нагнетаний оркестровки звучности (с.573).
Не обошёл Г.Свиридов своим вниманием и другие виды искусства, в частности, с позволения сказать “творчество” таких художников, как Брак и Пикассо. Его оценка: “Это искусство распада, разложения, но не гнилое, а наоборот - здоровое, бездушное, ибо не органическое, там нечему гнить. Оно мёртвое, как пластик, как жестяная консервная банка” (с.133). Не намного лучше и наш “Мир Искусства” - Бенуа, Сомов, Бакст, Добужинский, Лансере, Рерих, русских почти нет. Бунт против правды, против жизни... У мирискусников мечта - маленькая, изнеженная, хилая, “болоночная”, все эти Версали, дамы, кавалеры, маркизы, пруды вместо могучих русских рек, вместо прекрасных, живых людей” (с.143).
Летят с пьедесталов и такие кумиры нашей интеллигенции, как А.Ахматова, “нечто надутое, театральное, неимоверно злобное, завистливое” (с.532), что-то “нечистое, плотски-развращенное” (с.503). Г.Свиридов высказывает предположение, что Ахматова была близка к масонам (с.515). О Цветаевой же он пишет так: “Стих её косноязычен, вторично-литературен, язык не совсем живой, книжный, иногда манерно-архаичный. Строй чувств - вздёрнутый, истеричный” (с.445). Ну а Мандельштама Г.Свиридов именует не иначе, как Мандель-Штампом и обвиняет в ненависти ко всему русском (с.395). Стихах пресловутого Светлова он находит убогие, заурядные чувства, скверный, ломаный, жаргонный, стертый, плоский язык” (с.433). Больше всего в дневнике выпадов против Маяковского, но претензии к нему, в основном, - политического характера; в одном месте он даже назван “совершенно законченным фашистом” (с.184), но Г.Свиридов всё же признает, что Маяковский был “очень даровит к стиху” (с.366), что это “сложная и очень противоречивая фигура” (с.375).
Зато ни одного доброго слова не заслуживает Вознесенский, у которого “двигательный мотив поэзии один - непомерное, гипертрофированное честолюбие... Слюнявая грязная поэзия, грязная не от страстей... умозрительно, сознательно грязная. Мысли - бедные, жалкие, тривиальные... Пустозвон, пономарь, болтливый, глупый, пустой парень, бездушный, рассудочный, развращённый” (с.98).
Наличие подобных “кумиров” свидетельствует о вырождении нации. И уже в тетрадях 1982-83г. Г.Свиридов с горечью констатирует: “Нации русской больше нет” (с.387). Ну а потом. Но мере ускорения горбачевской перестройки, ситуация стала ухудшаться с каждым днем: “Народ русский... почти утерял свою национальную особенность и принадлежность. Он превратился в безликую рабскую массу, всегда готовую к послушанию” (с.475, запись 1988 г.). “Бывшему русскому народу уготована уже роль... прислуги” (с.544, запись 1989 г.). “Русские давно уже стали колониальным народом, удел которого - скорое исчезновение с арены мировой истории и гибель” (с.580). “Россия медленно зрела до расцвета, а погибает стремительно. Русский народ перестает существовать как целое, как нация” (с.604). У Г.Свиридова ещё теплилась надежда, что русский народ возьмётся за ум и стряхнёт с себя рабство и жирных пауков, присосавшихся к его телу (самым страшным видом пауков он считал т.н. “прорабов перестройки”). Иначе, предупреждал он, русский народ “останется униженным рабом и будет истреблён, что может произойти гораздо быстрее, чем мы думаем” (с.511, 512)
Но не настала пора и не поднялся народ. Не было мифа, который бы его поднял. И Г.Свиридов этого мифа тоже не создал. И сегодня всё идет к тому, что от России один только миф и останется.
Приложение
| 1. Тройка | 562 Кб |
| 2. Вальс | 752 Кб |
| 3. Весна и осень | 486 Кб |
| 4. Романс | 918 Кб |
| 5. Пастораль | 382 Кб |
| 6. Военный марш | 430 Кб |
| 7. Венчание | 684 Кб |
| 8. Отзвуки вальса | 388 Кб |
| 9. Зимняя дорога | 508 Кб |
Музыка Георгия Свиридова
Лит.: Русский Международный Журнал АТЕНЕЙ. Регистрационный номер ПИ № 77-5491 от 29.08.2000г. Министерства РФ по делам печати.