Top

Дневник Георгия Свиридова


Анатолий Иванов

Georgij Sviridov | Георгий Свиридов


Дневник - жанр у нас почти что забытый. Долгие годы довлевшего над нашей страной страха отучили людей писать дневники: написанное могло потом попасть не в те руки. Недавно изданные у нас под названием “Музыка как судьба” (М., “Молодая Гвардия”, 2002) дневники Г.Свиридова были для их автора отдушиной: в них он мог позволить себе высказывания, которые, будь они где-нибудь опубликованы, непременно вызвали бы скандал. О том, какой камень он носит за пазухой, наши общие враги догадывались. Г.Свиридов почему-то удивлялся: “Даже непонятно, почему такая ненависть ко мне и к моей музыке?” (с.70). Все совершенно ясно: и с чьей стороны проявлялась эта ненависть, и по какой причине. Г.Свиридов был русский композитор. Этого уже достаточно для тех, кто ненавидит всё русское.

Мало того: он возымел преступное желание “создать миф: “Россия” (с.350). “Россия предстает в этом мифе как народ, одержимый великой и благороднейшей идеей братства и вселенской любви, верности и самопожертвования (с.369-370). Миф традиционно понимали как сказку, вымысел, но в ХХ веке было дано другое определение: миф это идея, способная воодушевить массы. В этом смысле коммунизм тоже был мифом, несмотря на всё “научное” марксистское обрамление. И сегодня России взамен старого нужен новый миф, иначе ей не жить.

Г.Свиридов поставил перед собой задачу, которая была ему явно не по силам. Но у него перед глазами были примеры композиторов, которых он сам называл “величайшими” - Мусоргского и Вагнера (с.371 ). Он считал их создателями “христианских мифов” (с.476). В отношении Вагнера это не совсем верно. Как писал немецкий философ А. Древс, “христианство” Вагнера было таким же, как у Шопенгауэра: довольно произвольным истолкованием брахманских и буддийских идей в христианском смысле”. “Сама идея “Парсифаля” - брахманская, буддийская или общеаийская” (Философия Ницше. Гейдельберг. 1904, с.18, 190). Г.Свиридов, признавая величие Вагнера, отмечал тем не менее и его недостатки: “Пышный Вагнер утерял силу в этой самой пышности. Это понял Ницше, предпочитая его тетралогии “Кармен” (с.129). Величайшим произведением музыки Г.Свиридов считал “Хованщину” Мусоргского (с.91).

С точки зрения Г.Свиридова, Мусоргский являлся “наследником Сократа, Платона, Софокла, т.е. духа греков и совсем не европейцев... Только греки обладали цельным знанием, цельным ощущением мира, в котором воедино сливались умственное... чувственное и духовное его восприятие. Таков был и Мусоргский. Католической Европой же это цельное восприятие мира было утрачено, чему свидетельством является, например, романтизм с выходом на первый план чувственного восприятия мира.

Для русской культуры… характерны элементы, роднящие её более, чем культуру современной Европы, с древней Грецией. Эти элементы получены нами через православную веру, которая впитала в себя и древнюю греческую философию. Вот откуда платонизм у Мусоргского, В.Соловьева, у Блока и Есенина. Вот почему искусство этих художников трудно мерить европейской мерой” (с.94-95). И А.Пушкин “более связан с культурой эллинской, а не с культурой католической, римской Европы” (с.205).

Мысль об особой связи русской культуры с древнегреческой интересна, но приводимые в подкрепление её примеры оставляют желать лучшего. Сократ и Платон давно уже перестали считаться вершинами древнегреческой философии, в них, наоборот, видят духовное отражение упадка, который переживала в их время древняя Греция. С другой стороны, А.Ф.Лосев в своем фундаментальном труде о Платоне категорически отказал этому философу в праве называться предшественником Православия. Так Платон и висит между двумя мирами, отвергаемый обоими.

Мы встречаем у Г.Свиридова и такое противопоставление: “Германия, немецкая, католическая - музыка движения, становления в борьбе. Музыка пребывания, созерцания, состояния - Греция, Православие”, (с.185). Конечно, это только элеатская Греция, а не, скажем, Греция Гераклита. Но отсюда негативное отношение Г.Свиридова к немецкой классической музыке. “Композиторы, которых не люблю: Бах, Моцарт, Гайдн - все трое механистичны, как заведённые машинки” (с.418). “Бах всегда был мне ненавистен своей мертвой механистичностью” (с.221). “У Баха много фальшивого, пустого искусства (фуги и др.)”. (с.74)

Большой вред немецкой музыке нанесла, по мнению Г.Свиридова, первая немецкая консерватория, основанная на деньги банкира Мендельсона-Бартольди. Она преследовала и унижала национально-направленное романтическое искусство Шумана, Листа, Вагнера, которые её ненавидели (с.367). В России мендельсоновщину насаждал А.Рубинштейн (с.376). На конец ХIХ века, по Г.Свиридову, приходится упадок вкуса, его символы - Рахманинов, Малер, Регер, Р. Штраус, оперы Массне, хотя рядом с этим были Григ, Дебюсси - ярко национальные, чистые по стилю явления. (с.85).

В России ХХ век, как считает Г.Свиридов, начался с увлечения сатанизмом. Г.Свиридов обвиняет в этом грехе Римского-Корсакова и квалифицирует его поздние произведения как воплощенное зло (с.148-149). Но наибольшую неприязнь у Г.Свиридова вызывали С.Прокофьев и Стравинский. Прокофьев всегда казался ему “игрушечным… не настоящим, паяцем с клюквенным соком вместо крови”. Таким же представлялся ему и Стравинский - “весь костюмированный, маскарадный” (с.132). Стиль Прокофьева он называл “механической трескотней (с.147), а Стравинского - “искусственным соловьем”, всё творчество которого - сплошная имитация: “имитируются русские песни, обряды, католическая месса, светское музицирование” (с.83). И в Шостаковиче было и так и осталось до конца что-то “интонационно-мертвое” (с.422). Окончательный приговор: “Музыка Стравинского, Прокофьева, Шостаковича, Шёнберга это искусство тоталитаризма, музыка бездушных, механических нагнетаний оркестровки звучности (с.573).

Не обошёл Г.Свиридов своим вниманием и другие виды искусства, в частности, с позволения сказать “творчество” таких художников, как Брак и Пикассо. Его оценка: “Это искусство распада, разложения, но не гнилое, а наоборот - здоровое, бездушное, ибо не органическое, там нечему гнить. Оно мёртвое, как пластик, как жестяная консервная банка” (с.133). Не намного лучше и наш “Мир Искусства” - Бенуа, Сомов, Бакст, Добужинский, Лансере, Рерих, русских почти нет. Бунт против правды, против жизни... У мирискусников мечта - маленькая, изнеженная, хилая, “болоночная”, все эти Версали, дамы, кавалеры, маркизы, пруды вместо могучих русских рек, вместо прекрасных, живых людей” (с.143).

Летят с пьедесталов и такие кумиры нашей интеллигенции, как А.Ахматова, “нечто надутое, театральное, неимоверно злобное, завистливое” (с.532), что-то “нечистое, плотски-развращенное” (с.503). Г.Свиридов высказывает предположение, что Ахматова была близка к масонам (с.515). О Цветаевой же он пишет так: “Стих её косноязычен, вторично-литературен, язык не совсем живой, книжный, иногда манерно-архаичный. Строй чувств - вздёрнутый, истеричный” (с.445). Ну а Мандельштама Г.Свиридов именует не иначе, как Мандель-Штампом и обвиняет в ненависти ко всему русском (с.395). Стихах пресловутого Светлова он находит убогие, заурядные чувства, скверный, ломаный, жаргонный, стертый, плоский язык” (с.433). Больше всего в дневнике выпадов против Маяковского, но претензии к нему, в основном, - политического характера; в одном месте он даже назван “совершенно законченным фашистом” (с.184), но Г.Свиридов всё же признает, что Маяковский был “очень даровит к стиху” (с.366), что это “сложная и очень противоречивая фигура” (с.375).

Зато ни одного доброго слова не заслуживает Вознесенский, у которого “двигательный мотив поэзии один - непомерное, гипертрофированное честолюбие... Слюнявая грязная поэзия, грязная не от страстей... умозрительно, сознательно грязная. Мысли - бедные, жалкие, тривиальные... Пустозвон, пономарь, болтливый, глупый, пустой парень, бездушный, рассудочный, развращённый” (с.98).

Наличие подобных “кумиров” свидетельствует о вырождении нации. И уже в тетрадях 1982-83г. Г.Свиридов с горечью констатирует: “Нации русской больше нет” (с.387). Ну а потом. Но мере ускорения горбачевской перестройки, ситуация стала ухудшаться с каждым днем: “Народ русский... почти утерял свою национальную особенность и принадлежность. Он превратился в безликую рабскую массу, всегда готовую к послушанию” (с.475, запись 1988 г.). “Бывшему русскому народу уготована уже роль... прислуги” (с.544, запись 1989 г.). “Русские давно уже стали колониальным народом, удел которого - скорое исчезновение с арены мировой истории и гибель” (с.580). “Россия медленно зрела до расцвета, а погибает стремительно. Русский народ перестает существовать как целое, как нация” (с.604). У Г.Свиридова ещё теплилась надежда, что русский народ возьмётся за ум и стряхнёт с себя рабство и жирных пауков, присосавшихся к его телу (самым страшным видом пауков он считал т.н. “прорабов перестройки”). Иначе, предупреждал он, русский народ “останется униженным рабом и будет истреблён, что может произойти гораздо быстрее, чем мы думаем” (с.511, 512)

Но не настала пора и не поднялся народ. Не было мифа, который бы его поднял. И Г.Свиридов этого мифа тоже не создал. И сегодня всё идет к тому, что от России один только миф и останется.


Приложение

Музыкальные иллюстрации к повести Пушкина«Метель» (24 Кбит/сек., моно)
1. Тройка 562 Кб
2. Вальс 752 Кб
3. Весна и осень 486 Кб
4. Романс 918 Кб
5. Пастораль 382 Кб
6. Военный марш 430 Кб
7. Венчание 684 Кб
8. Отзвуки вальса 388 Кб
9. Зимняя дорога 508 Кб

Музыка Георгия Свиридова

Международный Русский Журнал АТЕНЕЙ


Лит.: Русский Международный Журнал АТЕНЕЙ. Регистрационный номер ПИ № 77-5491 от 29.08.2000г. Министерства РФ по делам печати.

наверх