Top

Ассирийская религия и Платон Лукашевич


Андрей Кондратьев

Аспирант кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ

Платон Лукашевич | Древняя Ассирия и Древняя Русь


Лукашевич П. А. Древняя Ассирия и Древняя Русь. Дешифровка праязыка / Репринтное издание книги «Объяснение ассирийских имён» (Киев, 1868 г.). Предисловие А.В. Кондратьева. — М.: Белые альвы, 2009. — 280 с. : ил. ISBN 978-5-91464-019-1

Мистерии Древнего Вавилона, ассирийский язык и славянско-языческие культы солнца — это главная тема книги Платона Лукашевича, называвшейся в первом своём издании «Объяснение ассирийских имён» и существенно дополняющей основную идею главной работы Лукашевича — «Чаромутие или священный язык магов, волхвов и жрецов». На примере славянско-вавилонских лингвистических соответствий Лукашевич раскрыл не просто филологические, но и мировоззренческие особенности Изначального Языка (Истота), бывшего также религией, мифом и магией древних народов Ассирии и Руси. Настоящая книга имеет тотальный характер и посвящена языческо-языковому мировоззрению, способствуя не механическому, а внутреннему и живому восприятию славянской изначальной религии. Для лингвистов, историков, философов, культурологов и всех интересующихся истоками русского языка.


Андрей Кондратьев | исследователь германской эзотерики

Когда возникала эта книга, вместе с нею, в середине 19 века, возникала наука ассирология. Ассирийский язык не был ещё расшифрован, а клинописные глиняные таблички покоились под развалинами царских дворцов в Уре, Ашшуре, Хорсабаде, Уруке и Ниппуре. В кувшинах и ящиках, в тростниковых корзинах и в каменных завалах ждали археологов древние письмена. Они ещё не были прочитаны, но при этом в воздухе уже витало ощущение, что от разгадки «Ассирии» зависит очень многое – и правильное понимание происхождения народов, и история Всемирного потопа, и толкование Библии, избавленное от лжи и намеренных недомолвок. Поэтому в азартное дело ассирологии ввязывались крупнейшие умы эпохи, и «объяснение ассирийских имен» было скорее мечтой, нежели твёрдой данностью.

Рис. 1. Сабейская протописьменность

Рис. 1. Сабейская протописьменность

Тут надо сказать одну вещь, которую мало кто понимает. Ассирология – это не просто «история месопотамской культуры». На самом деле, это история всего древнего мира, в том числе и славян, увиденная через призму народов древнего Междуречья. Шумеры, хетты, хурриты, Урарту, Элам, древняя Эбла, Сирия и Аккад (то есть, Вавилон и Ассирия вместе взятые) – всё это в ведомстве ассирологии, возраст которой, как и возраст лежащей перед Вами работы Лукашевича – чуть более 150 лет[1]. За это время язык ассирийцев был дешифрован, и многие «непреложные авторитеты» вверх тормашками полетели со своих пьедесталов. Особенно это затронуло Ветхий Завет, для которого ассирийцы всегда были опасными соседями. После смерти Ассирии это соседство стало ещё более опасным. Библия перестала быть уникальной. После открытия ассирийских текстов, из «священного Писания» Библия для многих превратилась если и не в «источник по истории Древнего мира», то, по крайней мере, в «священное писание» лишь одного из народов. Гениальные ассирологи прошлого века: Фридрих Делич (1850-1922) и Альфред Йеремиас (1864-1935) разобрали всю Библию «по кирпичику», обнаружив на каждом из этих кирпичиков печать Ассирийской империи. Через ассирийские языки они поняли саму Ассирию, а через Ассирию – поняли Библию. Но история «ассирологии до Делича» и, в особенности, труды Лукашевича, оттого не обессмыслилась, так как подход у Лукашевича был иной. Вместо «языка как языка» Лукашевич искал «язык как ключ к Праязыку»: ассирийские языки были нужны ему как пример языков «чаромути», вторичных по отношению к языку Истоти. Вот об этом и следовало подумать.

Тайна Истота и Чаромутия

Быть может, во всей истории магических алфавитов, например, в той её части, которая связана с древнерусским жречеством, нет явления более спорного и неоднозначного, чем «наречие чаромутное». Было ли оно настоящим, то есть, истотным Праязыком или только его отголоском? Что роднит славянское корнесловие с индогерманским? Каковы законы и принципы образования чаромути? В чём основная причина того, что единый истотный Праязык рассыпался на множество языков чаромутных, сохраняемых жрецами столь разных народов, как германцы, кельты, индийцы и славяне? На все эти вопросы отвечает Платон Лукашевич (около 1809-1887), автор удивительной книги под названием «Чаромутие или священный язык магов, волхвов и жрецов, открытый Платоном Лукашевичем»[2].

Кем на самом деле являлся Платон Акимович – сказать очень трудно. Судя по тем вопросам, которые он ставил – человеком достаточно дерзким, ведь наука того времени (книга о чаромути вышла в Санкт Петербурге в 1840-е годы) от вопросов Праязыка бежала, как чёрт от ладана, а маги, жрецы и волхвы вряд ли просили Платона Акимовича рассказать про их священный язык – так, как он это сделал. Хотя, кто знает, как оно было на самом деле…

Известно лишь то, что родился Платон Акимович на Украине, учился в Нежинской гимназии, где, к слову сказать, был ближайшим товарищем Гоголя, а потом поступил в Ришельевский лицей Одессы и ушёл с головой в этнографию. Эти старания не пропали втуне: в 1836 году он издал толстый сборник «Малороссийских и Червонно-русских песен» - исключительный по своей ценности материал, своего рода попытка спасти умирающий мир малороссийской песенной традиции, вытесняемой с одной стороны великорусскими, а с другой – солдатскими песнями. Последнее, что уцелело, представлено в сборнике Лукашевича.

«Проезжайте всю Малороссию вдоль и поперёк, и я ручаюсь вам, что вы не услышите ни одной национальной песни»[3]. А вместо этого услышите, как какой-нибудь развалившийся мужик дребезжащим криком тянет до бесконечности очень неприятную ноту, а заглушающий хриплый хор старается ему подпевать. Впечатление, говорит Лукашевич, просто ужасное: от разлаженного напева «вы в опасности потерять орган слуха…… невольно закрыв уши, вы уйдёте как можно далее; но в отдалённости голос певцов становится ещё неприятнее, это совершенный вой волков»[4]

В эпоху современного упадка, именуемую германцами «эрой Волка», традиционная песня – своего рода лакмус. По ней можно сказать не только «жив народ или нет», есть ли это «народ» или уже «народонаселение», но также – насколько ещё не растрачен потенциал изначальной воли, заставляющий порождать совместные смыслы, передавать их из рода в род. Через полстолетия после Платона Акимовича по тому же пути реконструкции будет следовать Герман Вирт. В монографии об «Упадке голландской народной песни»[5] Вирт на материале Нидерландов будет демонстрировать то же самое, что Платон Лукашевич показал на примере Малороссии. И в случае Вирта, и в случае Лукашевича это был первый научный труд – визитная карточка и пропуск в этнологическую науку, от которой позднее и тот, и другой отойдут в сторону, углубившись в реконструкцию Праязыка.

В обоих случаях песенная традиция была уже почти мертва: «эти песни, которые я издаю, - с грустью признаётся Лукашевич, - давно уже мертвы для Малороссиян. Это только малейшие остатки той чудной песенности», которая давно ушла и трагический колорит которой необходимо передать, чтоб «исполнить свой долг перед Родиной»[6]… Такая же задача стояла и перед Виртом. «Эта работа, - признавался Вирт через 14 лет по её написании, - была попыткой обосновать те причины, по которым наступил упадок родного мне северонидерландского народно-песенного искусства, чья красота слышна даже в шедеврах распевов 17-го века, этого пропавшего мира ритмически-мощной и глубокой традиции исполнения… Такое искусство пения народных песен было некогда живой корневой системой, из которой выросли те несравнимые и чудесные соцветия нидерландского многоголосого музыкального искусства, этой звуковой готики, которые наполнили весь Запад подобно Откровению бесконечной Вечности и отголоском последнего величия которых явился Иоганн Себастьян Бах… Молодому исследователю, который был исполнен горячей любовью к великому прошлому своей маленькой Родины и своего народа, удалось вскрыть исторические причины этого уничтожения нидерландской народной культуры во всех его трагических последствиях»[7]. Многоголосое пение Нидерландов было лебединой песнью древнейшей магической традиции – не в меньшей степени, чем гуртовые напевы казаков и парубков Малороссии.

Позднее, в своём эпохальном «Чаромутии» Платон Акимович снова вернётся к народной песне – чтоб показать, что она сохранила реликты необычайно древнего песнопения, нисколько не изменив «истотности» (первозданности) старинного песенного «гласа». Этот «глас», отражающий ритмику «первобытного языка», был единым для всех народов славянского корня. Словацкие, сербские и малоросские славяне – пели единым ритмом, говорили единым «праязыком», что, конечно, признаётся сегодня любыми лингвистами.

Параллель Лукашевича с Виртом возникла далеко не случайно. Помимо того, что оба этих автора начинали с исследования песенных «гласов», оба они пришли в конечном итоге к теории Изначального Языка. Более того, и Лукашевич, и Вирт были убеждёнными сторонниками божественности Языка как такового. Ну, конечно, это касалось не просто «современного украинского» или «немецкого». Так оно было бы слишком просто. Нет, Вирт говорил о языке народа Туата, переселенцев из Атлантиды, а Лукашевич – о «славянском Истоте», то есть таком языке, на котором возносились Богам священные гимны, ибо и слово «славяне» многие производят от понятия «славить», так что славяне – лишь те, кто правильно славят своих Богов, то есть, при правильном дыхании и правильном созерцании создают с помощью голосовых связок правильный поток звуковых вибраций.

По теории, изложенной в гимнах Ригведы (мандала X, гимн 125), мир был создан именно такими вибрациями, да и сама «Веда Гимнов» (буквальный перевод слова «Ригведа») есть собрание священных гимнов, именуемых на санскрите «Рич». Отсюда же, путём обоснованной Лукашевичем «черомутной инверсии» происходит санскритское слово «чарча» (разговор), а также и армянское «чар» (говорить), также родственное слову «рич»[8].

Производное отсюда слово «чара» употребляется в следующих значениях: волшебное средство, лекарство, отрава (= злое зелье), предвещение, а у чехов cara, carca – черта. Черноризец Храбр (X в.) говорит: «прежде оубо словяне не имея писмен, ня чертами и резами чтяху и гаждаху еще погани сущи»[9]. Получается, что язычники-славяне использовали магические возможности языка как для гадания, так и для угождения Богам, и всё это происходило в дописьменную эпоху, в эпоху «черторезия» и «чаромути»[10].

Оборотное «чара-речь» не должно нас удивлять. Подобных перестановок, происходивших прямо внутри корня, происходило в древности необычайно много, и об этом писали исследователи языка самых различных школ и направлений. К примеру, этим же методом широко пользовались авторы арманической школы – начиная с «Изначального Праязыка ариогерманцев и их мистериального языка» Гвидо фон Листа (1908)[11] и заканчивая «Золотым Веком Человечества» (1930) Рудольфа Йона Горслебена (1883-1930), прикладывающего метод перестановки (Wendung, Metathesis) ко многим словам индогерманского («атлантического») культурного круга. В результате из слова «RU-NA» у Горслебена возникало понятие «UR-NA», толкуемое как «изначальное (UR) рождение (NA)». Либо – как «духовный сосуд, содержащий Изначальное», чем, собственно, и является урна[12].

В советской России этим же методом метатезы (перестановки) особенно пользовался Николай Яковлевич Марр (1865-1934) – основатель знаменитой «яфетической теории» и создатель теории Праязыка, состоявшего из четырёх корней: «SAL, BER, YON, ROШ». В работе «Яфетические зори на украинском хуторе. (Бабушкины сказки о Свинье Красном Солнышке)» (1930) Марр обратил внимание на то, что в яфетическом праязыке Солнце «нарекалось ‘небом’ pal-, как часть по целому, позднее же для обозначения специально ‘солнца’ использовалась техника социального строя, именно ‘ часть неба’, следовательно, ‘дитя неба’, и в pal-me мы имеем pal ‘небо’ с –me (ve-be) ‘дитя’, что сохранилось с перестановкой гласного в основе имени “пла+ме-н”»[13]. Получается, что ПАЛ (Бал? Баал?) легко превращается в ПЛА – то же самое Красное Солнышко, арманической руной которого была РА или АР – в зависимости от того, имелось ли в виду Солнце внутреннее (АР) или внешнее (РА).

Рис.2.  Ассирийская печать – поклонение крылатому Солнцу

Рис.2.  Ассирийская печать – поклонение крылатому Солнцу

Подобные перестановки, изменяющие форму слова с помощью зеркальных круговращений – эти перестановки совершенно бессмысленны, если это – игра с формой ради формы, то есть, некое филологическое озорство, но они целиком оправданны и уместны, если целью является возвращение слову его истотного содержания, изменение внешней формы ради реконструкции внутренних смыслов. Фундаментальное открытие Лукашевича состояло лишь в попытке взять все эти перестановки и их как-то систематизировать, подразделив на «чаромутие совершенное», когда мы имеем полную инверсию, и ещё на три вида чаромутия (усечённый, перестановочный и получаромуть), каждый из которых также имеет свои отличия. Ещё в ряде случаев происходит «чарная истоть», когда речь (чарча) оглушается или озвончается относительно исходного произношения. Так возникает великое множество языков, восходящие к некоему единому Первоглаголу (Первофеномену на языке Гёте), который и Лукашевич, и Вирт всю свою жизнь пытались обнаружить.

AEIOU, IEAOU, OUAEI, IEOUA

Во многих отношениях Вирту было работать намного проще, так как в самом начале XX века немецкими лингвистами и историками религии было выпущено великое множество исследований, посвящённых «говорению языками в древних мистериях»[14], «Алфавиту в мистике и магии»[15], «Языку Богов и духов»[16] и различным формам Праязыка, существовавшего до так называемого «вавилонского столпотворения». Сильным импульсом подобных исследований были два явления, вообще никак друг с другом не связанные, но возникшие почти синхронно в самом начале XX века.

Первым из них был поставленный под угрозу факт народа и народности, отождествлённого с языком ещё в знаменитых речах Йохана Фихте[17] и заставлявший неравнодушных предпринимать срочные меры по реабилитации «народа как языка». Филологический поиск «исходных корней» был одним из решений вопроса.

Вторым оказались внезапно обретенные шесть десятков магических папирусов, написанных на непонятном греческом языке с добавлением ещё более непонятных магических рецитаций – тут были заклятия к разным Богам египетского, сирийского и месопотамского пантеонов, длинные ряды греческих гласных и специальные знаки для эвокации (вызывания) и инвокации (призывания) различных даймонов[18].

Рис. 3. Херувимы и Райское Древо

Рис. 3. Херувимы и Райское Древо

Целыми страницами Вирт приводил эти магические формулы, составленные из пяти (или семи) гласных звуков и произносившихся нараспев. Смысл пентаграммы, появляющейся время от времени в свитках магических папирусов, Вирт объясняет через символику пяти гласных звуков[19], бывших основой «гиперборейского» (атланто-нордического) Праязыка и намного более древних, нежели звуки согласных. В этом теория Вирта полностью совпадает с теорией ирминизма, изложенной в дневниках ученика Карла Марии Вилигута – эзотерика Адольфа Зура (1897-1974). Зур и его наставники полагали, что пять гласных (АЕИОУ) суть язык Детей Света, тогда как согласные – это язык детей Земли и гигантов. И лишь после смешения этих двух видов существ, зафиксированного в ариософской и ирминистской литературе со всеми возможными подробностями, образовался современный человеческий язык, состоящий из согласных и гласных[20]. Кстати сказать, для осознанного возвращения к «Языку Богов и духов» в ирминизме использовалась система мантрически-медитативных упражнений, описанная в книге немецкого мистика Карла Вайнфуртера «Неопалимая Купина»[21]. Если следовать этим упражнениям и выполнять их хотя бы по 10 минут в день, - рассуждал Адольф Зур в своих воспоминаниях, - то Вы получите 100%-ный результат, то есть, вернётесь к мантрическому (или гальдрическому, если говорить о традиции Запада) языку Детей Света.

Опыт первобытного мышления

Подлинную историю мироздания можно реконструировать через язык. Это была главная мысль Лукашевича, ради аргументированного показа которой «украинский Платон» перерыл несколько тысяч монументальных лексиконов, составляя свои «корнесловы»[22] и демонстрируя торжество Истотного (изначального) состояния языка над итогами лингвистической метисации, наступившей в эпоху чаромутия. В целом, это отважное и поистине романтическое предприятие крайне похоже на то, что мы видим у Вирта: такая же жажда «добраться до сути», такое же вдохновенное совмещение языков – по принципу «внутреннего созвучия», такая же сильная убеждённость в превосходстве родного над неродным и исконного – над вторичным. Вплоть до деталей: восхищение амазонками, «вещими девами» и солнечными жрицами славянства, достигает у Лукашевича тех же самых пределов, что у Вирта – восторг перед «альрунами», «друдами» и «белыми дамами», целые тысячелетия хранившими тайны рун в глубине германских лесов. Ассирийская и славянская цивилизации представляются Лукашевичу рудиментом единого, расово, духовно и лингвистически нерасторжимого мира, от которого мы сегодня наследуем лишь остатки, рассеянные по свету во множестве языков, религий и культов. Современный исследователь Хади Джиффи убедительно показал недавно, что открытия Лукашевича были предельно близки к истине: появившиеся около 4000 лет назад «индоеврпейцы» суть, по версии Хади Джифии, прямые наследники империи Шумеро-Аккада, созданной на территории Междуречья около 4500 лет назад. Среди всех языков древнейшим является аккадский, от него произошёл готский, а от готского – весь набор языков Европы, существующих по настоящий момент.

Рис. 4. Ассирийский Зодиак – один из древнейших в мире

Рис. 4. Ассирийский Зодиак – один из древнейших в мире

По версии Хади Джиффи и Лукашевича, это даже не языки, а своего рода диалекты, к порождению которого имели особенный талант германцы и аккадцы (Хади Джиффи) и славяне и вавилоняне (Платон Лукашевич). Так, например, Хади Джиффи рассказывает, что германские руны были введены в употребление аккадской царицей Туатаной (в аккадском произношении – Тута-напсум), «вещей девой» и жрицей солярного культа. У Гомера эта же Туатана описывается как царица амазонок по имени Антиопа. Из своей безначальной мудрости Туатана поведала тайны рун, употребляемых при общении с Богами. Руническое письмо предшествовало алфавитному, которое появилось в эпоху гиксосов. Хади Джиффи объясняет это тем, что гиксосы и прочие «народы моря» были также выходцами из Аккада – колыбели всех языков, образованных от смешения изначального языка (аккадского) с языками иных народов.

Историю этого смешения, по сути, тождественного образованию чаромути, Хади Джиффи рассказывает так. Около 4000 лет назад Туатана распорядилась о том, чтоб подвластные ей аккадцы начали переселяться в иные страны. Армии гиксосов под руководством Киана отправились завоёвывать Багдад, на военных штандартах дорийцев и палестинцев было изображение аккадского Бога Дагана, а доблестные амазонки сражались с греками – как носители той культуры, которую Хади Джиффи именует «аккадской», либо «пра-индоевропейской»[23].

В этом есть своя доля истины. В середине III тыс. до новой эры на территорию Западной Европы из Восточной Европы вторгаются орды воинственных конных всадников – носителей культуры колоколовидных кубков. Это – последние отголоски великой ямной культуры, докатившиеся до самых Британских островов и Западного Средиземноморья. От их вторжения меняется весь облик Европы. Здесь сталкиваются между собой два совершенно разных человеческих типа, два учения о Богах, два стиля жизни.

Первый, принадлежащий аборигенам Европы, можно назвать «древнеевропейским». Это – культура Земли и плодородия, «мир Белой Богини», «древних Венер», «мир матушки Фрейи», Астарты и Богини Макоши. Здесь отрицалось загробное царство как таковое, так как главенствовала идея перерождения. Тёмная Мать-Земля вечно рождала людей – а те, в благодарность, воздавали ей почитания. Ещё в I в. н.э. Помпоний Мела рассказывал о конгрегации из девяти жриц, бывших девственницами и проживавших на острове Сена неподалёку от берегов Бретани. Помпоний Мела уверял, что они обладали большими магическими способностями и могли пением вызывать шторма, превращать одних животных в других, предсказывать будущее и исцелять любые недуги. И подобных им жриц было множество, их почитали как воплощения Женского Божества, производя родословные только по женской линии. На языке Иоганна Якоба Бахофена[24], это была эпоха «гинайкократии» - эпоха правления женщин, строгой матрилинейности и почитания Великой Матери.

То, что произошло потом, один современный автор обозначил понятием «первая гражданская война»[25]. Это верно лишь наполовину, так как вторгшиеся «ямники» имели совсем иное гражданство и принадлежали к иному антропологическому типу. Более точным было бы усложнить картину и обозначить на ней главные непроговоренные этапы.

Первым из них был момент вторжения индоевропейцев на территорию, занимаемую древнеевропейцами. Образ верховного Бога индоевропейцев, проникший в религию аборигенов Европы, был связан с Солнцем и идентичен во всех индоевропейских культурах. Культ этого Дэуса-Тиуса-Тиу-Яровита-Свентовита-Перуна-Юпитера, вооружённого ваджрой, булавой или стрелами, стал вытеснять всю предшествующую религию, вследствие чего и возник «основной миф индоевропейцев», качественно отличный от не менее «основного», но полностью ему противоположного мифа древнеевропейцев.

Рис. 5. Битва с Драконом – ассирийский рельеф

Рис. 5. Битва с Драконом – ассирийский рельеф

При сходстве сюжета и фабулы мы имеем лишь разную точку зрения: для культуры Великой Матери змея[26] и земля священны, для культуры номадов-колонизаторов, этих конкистадоров древнейшего мира, нет большего врага, нежели змеи – «духи местности» той земли, с которой индоевропейцев ничего не связывало. Тот же момент драконоубийства можно было бы описать и иначе – со стороны драконов и прочей древнеевропейской архаики, безжалостно раздавленной индоевропейцами где-то в середине III тыс. до н.э. По крайней мере, так позволяют предполагать археологические находки, собранные в исследованиях Германа Вирта[27], Ариэля Голана[28], Отто Хёфлера[29], Роберта Грейвса[30], Марии Гимбутас[31] и ряда других авторов.

Рис. 6. Богиня-Мать на своём троне

Рис. 6. Богиня-Мать на своём троне

Затем наступил период ассимиляции древнеевропейцами индоевропейской солярной (и вообще, уранической, то есть, связанной с культом Неба) мифологии, сопровождавшийся медленным отступлением от привычных для автохтонов Европы культов Матери-Земли, от циклического мировидения и идеи родовых реинкарнаций. На этом этапе мы наблюдаем любопытнейшее превращение материнских Богинь в элемент пантеона патриархальной цивилизации. Например, древняя Богиня Венера (утренняя звезда, Аврора, Кибела) перерождается в такого же светлого Люцифера, ставшего демоном лишь с наступлением христианства. В «ураническую эпоху», затронувшую весь мир от Пиренеев до Центральной Азии по окончании неолита, правителем мира Богов и людей является Солнцебог – латинское Jove-piter или Dies-piter, греческое Zews-pater, древнеиндийское Dyaus-pitar – лишь указание на то, что идея Бога-Отца имеет сугубо дохристианское происхождение, равно как и идея Бога-Сына. 

На следующем этапе всё усложняется, и на поверхность выходит дуалистическая модель, чётко расцвечивающее «Белое» с «Чёрным», всячески отрицая возможность их взаимоперехода. Здесь Люцифер превращается в демона, и появляются образы «Белобога» и «Чернобога», так или иначе стянувшие на себя силу Богинь матрического периода. Это особенно явно на примере Астарты (германской Остары!), ставшей в концепции христианского демонизма падшим духом по имени «Астарот»[32], не говоря уже о знаменитом преследовании ведовства – этого плачевного, но логически неизбежного итога индоевропейского геноцида, крестового похода патриархально-солярно-индоевропейских завоевателей в мир матриархально-хтонической и «матерински-правовой» культуры древнеевропейцев[33]

Рис. 7. Ритуальная охота на Мирового Змея

Рис. 7. Ритуальная охота на Мирового Змея

Общим выводом из всего сказанного должно стать то, что «единство и борьба», а точнее – взаимодействие и взаимовлияние двух компонентов арийской души (древнеевропейского и индоевропейского, матрического и чаромутного) есть основная пружина любого мировоззрения, возникшего на территории Европы после вторжения туда индоевропейцев в середине III тыс. до новой эры. Это – одна из тех призм, через которую вся история тайных мужских союзов, знахарства, марксизма, вотанизма, тамплиерства, монтанизма, инквизиции и т.д. становится более понятной и объяснимой.

В любопытном исследовании Франца Кислинга, посвящённом «Загадке земляных пещер» (1925)[34] есть, к примеру, любопытное предположение, что Древнейшую Европу (около 4500 – 2500 гг. до н.э.) населяли гномы и карлики, ростом не более 150 см. Эти  крохотные существа рыли себе причудливые норы и обитали прямо в земле, видимо, почитая её в качестве матери и Богини. Среднеевропейские гномы (или кобольды, карлы и горные человечки) жили, по Кислингу, всюду, где мы находим дольмены и земляные ходы, то есть, по всей территории Европы. В ирландских сказаниях они именуются «хульду фолк», что в переводе означает «древний народ», «старшие»[35]… Это – те самые «белые альвы», которых иначе именуют «эльфами», «сидами» или «Жителями Холмов» (по-русски: сейдов).

Рис. 8. Финикийское святилище

Рис. 8. Финикийское святилище

Затем (в ту самую эпоху, на которую указывает и М.Гимбутас!) их потеснили менее теллуричные индоевропейцы, и все рассказы о гномах, донесённые до нас в сказках, преданиях и легендах – это ничто иное, как всего только память о древнейшем столкновении индоевропейцев с аборигенами Древней Европы. Своего рода отголосок их удивления, наступившего при контакте с «абсолютно иным народом» в самом начале эпохи бронзы.

Конечно, Кислингу можно не поверить, связав всю его идею (по сути, основанную на «baziati–теории» Йорга Ланца фон Либенфельса) со сказками братьев Гримм или с психическим расстройством. Но можно поставить вопрос иначе: а не был ли образ «земляных лилипутов» своего рода «жупелом», созданным против матриархально-теллурического народа его покорителями-индоевропейцами? Либо же – не являлось ли это «политическое клише» плодом «истории, написанной победителями»? В данном случае – индоевропейцами.

Но даже если подобного рода цверги – не просто остроумное измышление полемистов, но реально существовавший народ (как были убеждёны Парацельс, Агриппа, Ганс Гёрбигер и многие другие авторы), то и в этом случае их врождённая тяга к земле, земле как носительнице Жизни и Силы – это памятник некой ушедшей эпохи, один из странных отголосков одной из самых великих войн за всю историю человечества.  

Убиение Тиамат

Одним из последствий этой войны явилось дошедшее до нас из ассиро-вавилонской традиции описание творения мира. Речь идёт о так называемой «Халдейской книге Бытия» - эпосе «Энума Элиш», составленного около 2200 г. до н.э. и полностью отразившего события «первой войны». Этот текст интересен ещё и тем, что он не был известен во времена Лукашевича – иначе бы «украинский Платон», без всякого сомнения, взял бы его для развития своей «ассирийской теории».

В книге «Энума Элиш», впервые опубликованной англичанином Джорджем Смитом[36] и тут же замеченной ведущими ассирологами, рассказывается о творении мира Верховным Богом вавилонян по имени Мардук. Во введении к этой истории говорится об Изначальном Источнике – Апсу и Глубине Вод – Тиамат, которая является Матерью всего живущего, в том числе и некоторых Богов, возникших в самом начале мироздания. Говоря русским языком, Тиамат – это Мать-Тьма, предвечная Тьма Творения, бывшая страшным хаосом, чреватым различными возможностями. Эта Тиамат была окружена огромными ядовитыми змеями (всегдашний символ «материнского царства»!), василисками, а также предводителем дикой ватаги – ужасающим Кингу. Боги боялись страшной Тиамат и, пытаясь её приручить, пробовали даже усыновить это чудовище – но всё было безрезультатно.

И тогда Бог Мардук вызвался самостоятельно «одолеть Хаос», за что Боги тут же пообещали ему, что если ему удастся – они будут всю вечность кормить победителя божественными кушаньями. Они совершили предварительный ритуал, призванный даровать Мардуку божественную поддержку в нелегком и опасном сражении с силами Тьмы.

Рис. 9. Убиение Дракона. Фрагмент вавилонской печати

Рис. 9. Убиение Дракона. Фрагмент вавилонской печати

Отправляясь в поход, Мардук увеличивает количество ветров с четырёх до семи, чтобы из этих семи ветров сделать себе специальную сеть – оружие против Тиамат. В светящемся одеянии, вооружённый Солнцебог Мардук садится на своих огненных коней и отправляется в мир Тиамат.

Завидев его, Кингу и его полчища в ужасе отступают. И лишь Тиамат не утрачивает присущего ей спокойствия. Взбешённая дерзостью Бога Мардука, она громко и дико кричит, сотрясая основания Земли и изрекая против Мардука защитные магические заклинания. Однако это не помогает. Мардук направляет в лицо Тиамат потоки бурного ветра, отверзает ей пасть и запускает туда мощный ветер, так что она не может уже сомкнуть своих губ, вся сотрясаясь в бессильном гневе. После чего Мардук вонзает в Тиамат копьё и вырывает ей сердце, бросая об пол её бездыханное тело. 

Однако на этом история не заканчивается. Самое важное состоит в том, что происходит с Тиамат уже после смерти – это центральный момент всей вавилонской истории. Тело Тиамат подвергается ритуальному осквернению, состоящему в том, что оно разрубается на две половины, первая из которых становится небесной твердью, тогда как вторая – твердью земной. Из Тиамат формируется всё, так как до этого это всё в ней содержалось. Звёзды, планеты, человек и земля – всё это было когда-то Тиамат, кровью Богини политы все Боги, ставшие полноценными Богами (говоря по-индийски «дэвами») только после победы Мардука[37].

По мнению многих востоковедов, начиная с Фридриха Делича и основанной им школы «панвавилонистов», этот сюжет убиения Тиамат явился основой библейского мифа, изложенного в первых двух главах книги Бытия. Сходство состоит, главным образом, в трёх моментах: протосубстанция нашего мира в обоих случаях именуется «водным Хаосом». Бог не творит, но лишь упорядочивает, расчленяя эти предвечные воды и отделяя в них «верхние воды» от «нижних». И, наконец, даже имя у этого Хаоса в «Энума Элиш» и в «Книге Бытия» звучит одинаково. Это – «Тиамат» (Tiamat) или «Тегом» (Tehom), водная мгла изначального Творения, произведённого Богом Света для торжества над Мраком. Если вглядеться в обе истории, то они могут показаться крайне похожими: как Яхве, так и Солнцебог Мардук – это не Боги-творцы в смысле «творения из ничего»: оба творят из предшествующей субстанции, лишь после которой возможен рассказ о Богах и Элохимах. Не вдаваясь в символику этого мифа, скажем лишь, что история раздробления изначального Знания – это лишь горестная метафора, за которой стоит победа индоевропейского Дэуса-Тиуса-Тиу-Яровита-Свентовита-Перуна-Юпитера над Древнейшей Богиней эпохи матриархата. Победа света над мраком. Или, как сказал бы великий немецкий романтик Людвиг Клагес – рождение Духа и убиение Души, главная драма всей европейской истории[38].  

Асуриты и дэваиты – фатальный раскол

Борьба между Мардуком и Тиамат, завершившаяся расчленение последней и созданием нашего мира, есть праобраз большинства религиозных конфликтов, происходящих сначала между индо- и древнеевропейцами, а затем, после ликвидации последних – внутри индоевропейской религии и на стыке её с религией семитической, многое от неё почерпнувшей. Сейчас, говоря словами Авесты (Ясна 45: 2) «Я хочу рассказать о двух Духах в начале бытия, из которых Светлый [Ахура-Мазда] сказал Злому [Анхра-Манью]: „Не согласуются у нас ни мысли, ни ученье, ни воля, ни убежденья, ни слова, ни дела, ни наша вера, ни наши души“». Эти два Духа суть братья, вечно враждующие «Господь Мудрости» Ахура-Мазда и «Злой Дух» Анхра Манью.

Около III-го тысячелетия до н.э. весь индоевропейский мир чётко распался на две половины, первая из которых признавала Богами Дэвов, изрекая проклятия в адрес Ахуров, тогда как вторая, наоборот, почитала Асуров (именуя их «Ахурами», что совершенно одно и то же), изрекая проклятия в адрес Дэвов. Наподобие следующего: «Проклинаю Дэвов! Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем, врагом Дэвов, последователем Ахуры, славословящим Амешаспентов <…>. Отрекаюсь от сообщества с мерзкими, вредоносными, неартовскими, злокозненными Дэвами, самыми лживыми, самыми зловонными, самыми вредными для всех существ <…>».

Достаточно открыть «Кодекс против Дэвов», относящийся к главнейшим частям Авесты, чтобы понять, что раскол между асуритами Ирана и индийскими (а также славяно-балто-элладскими) дэваитами был серьёзнейшим эпизодом всей древнейшей истории религии. Это, фактически, поворотный момент, после которого религия индоевропейцев фактически раскалывается надвое. Кроме того, именно в этот момент появляется «сатанизм» - само по себе крайне глупое и оценочное понятие, обретающее смысл лишь в контексте ожесточённой полемики. Около III-го тысячелетия до н.э. этот контекст появился, вследствие чего асуриты превратились в сатанистов для «дэваитов», а дэваиты – соответственно для асуритов. Последнее даже более верно, так как традиции дэвопоклонников были намного терпимее, нежели строгие аскеты Ирана, видевшие мир как арену борьбы только лишь двух начал – «Чёрного» и «Белого». Именно по этой причине одно из имён «Демона гневливости», перекочевавшее в библейскую книгу Товит под видом «сына Сатаны Асмодея», происходит из авестийского имени «Эшма дэва» - то есть, ругательства, изобретённого асуритами для «сатанизации» одного из Дэвов[39].

Рис. 10. Вавилонские Боги несут подношения

Рис. 10. Вавилонские Боги несут подношения

Так «Белобог» стал «Ваалом», поводом для ругательств библейских пророков, мысливших, в целом, по принципу асуризма:

- с чётким исключением «Другого»,

- с выяснением «чистого» и «нечистого»,

- со строгим противопоставлением «души» и «тела»,

- с идеей индивидуального загробного суда,

- с линейным и прогрессистским воззрением на историю,

- с резким аффектом против всякой цикличности, будь то идея реинкарнации или идея кальпы[40].

Это не значит, что асурический человек не имел некой загробной жизни: наоборот, эта «загробная жизнь», будь то безрадостно-свидригайловская «баня с пауками», либо же однозначно приятное место невозвращенцев, есть чистейшее изобретение асуризма, тогда как в религиях дэваизма человек возвращался в «загробную жизнь» по множеству раз. Даже во сне, закрывая глаза, он оказывался в этой «загробной жизни», зная её соблазны и внутренние ориентиры.

Поэтому, когда умирал «асурический человек», он отправлялся в дуалистический «Рай или Ад» без сильной надежды оттуда вернуться. Но когда умирал человек дэваизма, никто оттого очень сильно не сокрушался, зная, что он скоро вернётся и желая новопреставленному лишь скорейшего возвращения. Обращаясь в молитвах к Богам, асуриты просили ЗА новопреставленного, зная, что он – виновный и грешный. Дэваиты, напротив, просили у самого новопреставленного, зная, что в данный момент он находится где-то поблизости, только в тонком обличии, таком же, как и у Дэвов. К слову сказать, русский язык сохранил нам как асурическое отношение к мертвецам («Царствия им небесного»!), так и типично дэваическое, когда провинившегося, но ещё живого человека посылают куда-нибудь матом, дабы он переродился в новом и лучшем виде. 

Рождение Белобога

Зная всё это, нам уже проще будет разобраться в той невнятице, что связана с легендой о «Ваале и Белобоге», о которой в связи с культом ассирийского Бела повествует Платон Лукашевич. По его версии, славянский Белобог – это и есть ассиро-вавилонский Бог Бел, ставший позднее библейским «Ваалом». Со ссылками на Геродота и Диодора Сицилийского Лукашевич добавляет, что греки почитали Бел-Бога под именем «Зевс», а латиняне – «Юпитер». «Как видно, Ассирийцы, точно так, как и Европейские Славяне, считали его Богом солнечного света (да и по-санскритски «бала» значит свет), а следовательно, источником теплоты и жизни на Земле»[41].

Рис. 11. Рельеф из дворца царя Саргона в Хорсабаде

Рис. 11. Рельеф из дворца царя Саргона в Хорсабаде

Последнее время сама (типично асурическая) проблематика «Белобога и Чернобога» как враждебных друг другу Богов, стала особенно в моде. Круг российских мифологов, публикующих сборники «Мифы и магия индоевропейцев», стремится с усердием доказать, что религия Древней Руси сводилась к простому дуализму, к противопоставлению Белого Бога – Чёрному[42]. При этом последнего, как правило, усиленно демонизируют, тогда как первого (и без того, впрочем, белого) – всё более обеляют. Однако о том, что же в реальности находится за легендой про так называемый «славянский дуализм» - вот об этом-то многие и не знают.

В реальности под сей фабулой находятся два источника. Всего лишь два! Во-первых, это сообщение Хельмольда (XII век) – приходского священника из Бозова у Плонского озера, расположенного в западной оконечности Вагрии – в пограничной земле племени бодричей. По данным этого средневекового батюшки, западные славяне знали двух Богов – в латинском написании: Zcernoboch и Beleboch[43]. Во время пиров, именуемых братчинами, славяне пускали по кругу чарку, приговаривая над ней специальные заклинания, от имени Богов добра и зла, «ибо они верят, что всякая удача исходит от доброго Бога, а превратность судьбы – от Бога злого. Отсюда злого Бога они называют в своём языке Дьяволом или Чернобогом»[44].

Вторым источником были легенды, записанные в конце XIX-го века (пересказ Хельмольда?) и несколько урочищ, о которых в народной традиции было известно, что там почитался «Белый Бог». «Особенно показательным считалось противопоставление, засвидетельствованное двумя названиями гор у лужицких сербов – «Белый Бог» и «Чёрный Бог»; с первым из них связывалась положительная семантика, со вторым – отрицательная. Существует мнение, что Белобог является результатом т.н. «кабинетной мифологии» (его имя появляется в поздних, «вторичных» источниках с 16 в., где он определяется как Бог удачи и счастья). Тем не менее в разных частях славянской территории отмечены названия урочищ, производные от сочетания эпитета «белый» и слова «Бог» (урочище «Белые Боги» существовало и под Москвой); они дают некоторые основания (как и обозначения некоторых других мифологических персонажей типа Белуна, подателя богатства у белорусов, Белого Бога южных славян) для предположения о мифологизированном образе Белобога, образующем с Чернобогом дуалистическую пару»[45].

Хельмольдова сообщения и нескольких урочищ оказалось достаточным, чтоб сверстать образ древнерусской веры по подобию асуризма – религии Зороастра, манихейства или веры болгарских богомилов, с которыми восточные (но не балтийские, о которых писал Хельмольд!) славяне действительно могли контактировать. В книгах А.Гильфердинга (1855), А.Афанасьева (1865) и А.Фамицына (1884) наши предки предстают типичными дуалистами, признающими только два начала – Светлое (Белобог, Белун) и Тёмное (Чернобог).

Образ славянской религии представал как культ Солнца, вокруг которого вращалось всё остальное. Но при этом под «Солнцем» разумелось не только физическое светило: почитание Белобога могло быть как внешним,  так внутренним или тайным. «Все славяне, - писал гейдельбергский религиовед Франц Йозеф Моне, - почитали Белого Бога, на стороне которого находились все благие сущности, противостоящие чёрному Богу и его адептам. Таким образом, славяне – это служители Света, Огня или Солнца, а секты их различаются друг от друга лишь по тому, какое представление об этом Божестве они имеют. В Киеве этот Белобог звался искромётным Перуном, у красных или южных руссов Он был Богом Огненным; в Новгороде Он был Эфирной, невидимой теплотой Жизни по имени  Znitsch, а у чёрных или ночных руссов Белобог был теплотой жизненного порыва. В Арконе Он был световой сущностью по имени Свентовид, а в Ретре – духовным светом, зовущимся «Радегаст», то есть, Разум. Эти четыре региона различались по своим понятиям о Белобоге, либо же по своему представлению по своим идеям касательно этого Божества: видимый свет в молнии, невидимый – в жизни; видимый свет в мире планет, невидимый – в царстве духа. Эти четыре идеи образуют четыре противоположности: Киев против Новгорода, Аркона против Ретры, и при этом очевидно, что две русские религии восходят более к почитанию Огня Земного, а две религии вендов – к почитанию Огня Небесного. Если же характеризовать эти идеи более подробно, то получится, что Радегаст – это Дух, Свентовид – это свет звёзд, Знич – это эфир, а Перун – это атмосфера. Родственны друг другу Радегаст и Знич, а также Свентовид и Перун, и эти их родственные связи образуют противоречие между Духом и Телом»[46].

Рис. 12. Вавилонский Бог Адад

Рис. 12. Вавилонский Бог Адад

С появлением на Руси христианства этот солнечный культ Белобога никуда не девался. В своём «Очерке славянской мифологии» (1872) Н.Квашнин-Самарин «усыновил» Белобогу Перуна и представил Илию пророка как своего рода «Перуна во Христе». Так рождалась складная система, в дополнение к которой не хватало лишь тождества Чернобога и Велеса, а также истории конфликта между Ильёй и св. Николой, этим народным «Велесом во Христе». Этого шага не сделали лишь потому, что у Велеса в имени обнаружилось явное сходство именно с Белобогом - объяснение этого факта требовало жертвы, то есть, отказа от «чёрно-белого мышления». 

При таком понимании под Белом нужно понимать не конкретного Бога, а, скорее, сам принцип Божественности – некий космический закон, который в германской традиции ирминизма связывался с Бальдром. Ирминическое учение было явлено из родовой памяти и прозрений крупного мистика XX века Карла Марии Вилигута, диктовавшему магические тексты («Хальгариты») и дававшего к ним доктринальные пояснения. «Хальгарит» Вилигута было несколько тысяч, и в одной из них (№1319) говорится следующее:

Baldur Baltar Belial

Salurn Uilgot sunas Baal

Sunfuir fyrsal

Paradair galata. 

 Вилигут поясняет этот текст «Хальгариты» следующим образом: «Бальдур – это принцип вечного обновления, улучшения формирования всех одухотворяемых сил нашего универсума, которые до этого были столь беспримерно испорчены. Бальтар Белиал несёт в себе Альтар Белиала, то есть, внутреннее, не утрачиваемое предназначение от Высших Сил – в вечно вращающемся ходе рядов творения, которые Арарита ведёт к окончательной Победе – в смысле Белиала, этого “Белого Алиха” (im Sinne Belials, des “weißen Alichs“)». Поскольку Ara есть свободное самоопределение, а rit – это закон, данный Самим Себе Изначальным Духом (Urgeist) и Создателем (Urheber), то это – Бальдур, вечный принцип обновления, ритмически обращённый ко всем творениям, дабы побудить их к свободному самоопределению и дабы одухотворяющие Высшие Силы в сильной борьбе с материализующими силами глубин получили возрастание»[47]

Принцип Бальдра, славянского Белобога и ассирийского Бела – это принцип «вечного возвращения», лежащий в основе всех дэваических культов и неасурических религий. Западному сознанию, зомбированному шаблонами асуризма, зачастую непросто понять, каким образом имя Бога может прикладываться к другим Богам, а носители одного духа – воплощать в себе иное духовное начало. Между тем, в традициях дэваических это явление повсеместное. По этой причине «Бел», «Белиал» и «Бальдр» предстают в дэваической перспективе как определённые космические принципы, проявлять которые могут и звери, и люди, и Боги. Подобно тому, как в славянской традиции Белобогом Киева являлся Перун, Белобогом Арконы – Свентовид, Белобогом Новгорода – Знич, а Белобогом Ретры – Радегаст; точно так же и в ассиро-вавилонской традиции под именем «Бел» понимался не какой-нибудь «личный Бог», а, скорее, безличное Божество, способное к проявлению под любой физической оболочкой. В эпоху Хаммурапи этот дэваический «принцип Божественности» стал именоваться «Мардук», и все прочие Боги предстают как отдельные его ипостаси:

Ниниб (Ninib) понимается как Мардук силы,

Нергаль (Nergal) – как Мардук борьбы,

Син (Sin) – как Мардук – Просветитель Ночи,

Шамаш (Samas) – как Мардук Права,

Адду (Addu) – как Мардук дождя и т.д[48].

Рис. 13. Изображение Бога Мардука

Рис. 13. Изображение Бога Мардука

Выше мы уже говорили, что создание мира Мардуком из предвечного хаоса Тиамат многими воспринимается как прототип библейского рассказа о Творении мира. Только Яхве там заступил на место Мардука, а «безвидная и пустая» материя (Тоху-ва-Боху на иврите) – на место чудовищной Тиамат, даже этимологически идентичной слову «Тоху», а также понятию Tehom, обозначающее изначальный Потоп (идентичный вавилонскому слову tamtu –море)[49].

Теперь настало самое время сказать, что сама идея монотеизма, многими считающаяся «изобретением иудеев», также имеет дэваическую, точнее – вавилонскую предысторию, о которой поведал один из крупнейших ассирологов начала XX века по имени Фридрих Делич.

«Великая ложь»

В трёх знаменитых докладах Делича, прозвучавших в Берлинской Академии наук перед лицом прусского императора Вильгельма II и Общества по изучению Востока и носивших название «Вавилон и Библия»[50] Делич прекрасно показал, что центральные элементы иудаизма были заимствованы из Вавилона. Вплоть до того, что от вавилонян иудеи восприняли как минимум три (6-ю, 7-ю и 8-ю) заповеди, историю всемирного потопа, творения мира из Хаоса и другие ключевые сюжеты.

Рис. 14. Зверобоги дико пляшут. Вавилонская печать

Рис. 14. Зверобоги дико пляшут. Вавилонская печать

Мардук как верховный Бог Света стал во многом праобразом Яхве, точно также, как вавилонские летающие чудовища «керубы» - праобразом описанных в Ветхом Завете херувимов. «Поскольку Мардук был Богом-покровителем Вавилона, легко понять, почему именно этот рассказ (о творении мира Мардуком – А.К.) нашёл широкое распространение в Ханаане. Причём ветхозаветные поэты и пророки зашли так далеко, что стали приписывать подвиги, совершённые Мардуком, непосредственно Яхве»[51]. Таким образом, Яхве стал как бы «наследником» вавилонского Бела – понятно после этого, что имели ввиду средневековые еретики-катары, отождествлявшие Яхве с Ваалом и называвшие его антибогом по имени «Люцибел»[52].

В более поздней работе, написанной незадолго до смерти, Фридрих Делич снова, но уже в более резкой форме, обращается к вопросу о «вавилонских корнях иудаизма» и «ветхозаветном плагиате». Работа Делича называется: «Великая ложь». Вся эта книга была посвящена опровержению трёх теорий – трёх столпов, на которых, по словам Делича, зиждется теория Израиля о переданной ему Богом всемирно-исторической миссии.

Первая из них – это идея монотеизма. Долгие годы считалось, что монотеизм - это изобретение иудеев. Однако крупнейшим знатоком семитских религий Эрнстом Ренаном было доказано, что иудаизм – вовсе не монотеизм, а лишь монолатрия: «Израиль служил одному Богу, а именно, своему специальному Богу Jaho. Существуют ли иные Боги кроме Яхо или нет – это было ему совершенно безразлично»[53].

Вторая идея – это идея любви к ближнему, которая многими считается «изобретением Ветхого завета» или чем-то около того. На самом же деле, говорит Делич, в известной заповеди Ветхого Завета о «ближнем» не сказано ни слова: использованное там понятие gêr – оно означает нечто совсем иное. Этот «ближний», которого нам гуманистически рекомендуют не угнетать и не притеснять – это далеко не первый встречный, но лишь представитель той группы не-иудеев, которая у Израиля находится под защитой. Например, один из тех, кто вместе с иудеями вышел из плена египетского и помогал израильтянам при уничтожении народов ханаанских. Реальные же представители иных народов, не относящиеся к категории «любимчиков» gêr – это совсем не ближние, и заповедь любви на них не распространяется[54].

 Наконец, третья идея, на основании которой возникла «всемирно-историческая миссия Израиля» - это идея субботы или субботнего покоя, когда всякому верующему иудею положено воздерживаться от работы и предаваться мыслям о Яхве. Эта идея считается уникальной, поскольку она, как считают, присутствует только в иудаизме и качественно отделяет его от всех прочих религий. Однако и здесь Делич находит похожие «ассирийские имена». Обнаруженные при раскопках Древнего Вавилона так называемые хемерологические таблички содержат перечисление неудачных и несчастливых дней, в которые не нужно ничего делать. Это – 7-й, 14, 21-й и 28-й дни, причём каждый из этих дней именуется schabattum, что и послужило, по версии Делича, основой для библейского дня «Schabbath». В Вавилоне в «шабатний день» полагалось ничего не делать и заниматься одним лишь умилостивлением Богов. Царь не должен был садиться на свою колесницу, маги не должны были пророчествовать, и даже врачу запрещалось прикасаться к больному – настолько несчастливым считался schabattum. Божество несчастливого «седьмого дня», именуемое в Вавилоне Schebû или Sibû, превратилось в иврите в neschba’, то есть «проклинать (или – заколдовывать) самого себя». Это слово обозначало в древности «предавать себя Богу Шебе (то есть, Дьяволу)», от него происходят также такие ханаанские женские имена, как Йехошеба, Батшеба и Элишеба (Елизавета), каждое из которых именует причиной «несчастья» (то есть, рождения девочки: для многих народов древности это было почти наказанием) одного из трёх Богов.

Рис. 15. Низвержение Чудовища

Рис. 15. Низвержение Чудовища

На этом «толковании ассирийских имён», перешедших в религию Ханаана, а затем и древнего Израиля, мы, в силу ограниченности жанра предисловия, вынуждены остановится. Заметим лишь, что первоначальное название книги, вряд ли способное многих привлечь в силу своей невнятности, мы заменили на менее академичное «Древняя Ассирия и Древняя Русь. Дешифровка Праязыка», что выражает идею издателей о книге и её роли в истории России. Несомненно, от расшифровки имён и религий зависит всё будущее нашей страны, и подход Платона Лукашевича, обогащённый теориями Германа Вирта, Рудольфа Йона Горслебена и сторонников школы «панвавилонизма», мог бы вывести нас к изначальной реальности, именуемой в филологии «Истотом», а в сравнительной мифологии – «альтьира», или «временем сновидений». 


[1] Емельянов В.В. И клинопись одна на всех. Ассирологии 150 лет. // Лебедь. Независимый альманах. № 528, 27 мая 2007. http://www.lebed.com/2007/art5021.htm.
[2] Недавно эта книга была переиздана: Чаромутие, или священный язык магов, волхвов и жрецов, открытый Платоном Лукашевичем. – М.: Белые альвы, 2008. См. также: Лукашевич П.А. Чаромутие. Основные примеры всесветного славянского чаромутия, астрономических выкладок и происхождения знаков зодиака. – М., 1855
[3] Лукашевич П.А. Малороссийские и червоно-русские думы и песни. – СПб, 1836, с. 5.
[4] Там же. 
[5] Wirth Herman. Der Untergang des niederlaendischen Volksliedes. Ein Beitrag zur niederlaendischen Kulturgeschichte. Den Haag. 1911, S. XI, 303.
[6] Лукашевич П.А. Малороссийские и червоно-русские думы и песни. – СПб, 1836, с. 7.
[7] Wirth Herman. Der Aufgang der Menschheit. Untersuchungen zur Geschichte der Religion, Symbolik und Schrift der Atlantisch-Nordischen Rasse. Jena, S. 14.
[8] Чикалин М.В. Древнерусские корни в Библии. Часть I. – М., 2005, с. 11. 
[9] Истрин В.А. 1100 лет славянской азбуки. Изд. 2-е. – М.: Наука, 1988, с. 153.
[10] Слово «чаромутие» - это авторское изобретение самого Лукашевича, потому оно отсутствует даже в словаре В.И.Даля, где имеется лишь статья «Чары»: Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Том IV. – М.: М.О.Вольф, 1882, с. 583.
[11] List Guido von. Die Ursprache der Ario-Germanen und ihre Mysteriensprache. Wien. 1914, S. 349-370.  
[12] Gorsleben, Rudolf John. Hoch-Zeit der Menschheit. Leipzig. 1930, S. 315.
[13] Марр Н.Я. Яфетические зори на украинском хуторе. (Бабушкины сказки о Свинье Красном Солнышке). // Сумерки лингвистики. Из истории отечественного языкознания. – М.: 2001, с. 220-272 (264).
[14] Reitzenstein, Richard. Die hellenistischen Mysterienreligionen, 1910.
[15] Dornseiff, Franz. Das Alphabet in Mystik und Magie. Leipzig, Berlin, 1925. 
[16] Guentert, Hermann. Von der Sprache der Götter und Geister. Halle, 1921.
[17] Фихте, Иоганн Готлиб. Речи к немецкой нации (1808). – М.: Канон+, 2008, с. 69 сл.
[18] Петров А.В. Феномен теургии. Философия и магия в античности. – СПб.: РХГИ, 2003, с. 12-13.
[19] Исследование Г.Вирта про символику пентаграммы частично издано во 2-м номере журнала «Империя Духа» за 2009 год.
[20] Suhr, Adolf. Erinnerungen eines Alldeutschen. // STURMGEWEIHT. 2008, № 2, S. 8. У армана Горслебена гласные выступали в мироздании управителями цветовой гаммы, а согласные – управителями ограничений и формообразований. (Gorsleben, Rudolf John. Hoch-Zeit der Menschheit. Leipzig. 1930, S. 315).
[21] Weinfurter, Karl. Der brennende Busch. Der entschleierte Weg der Mystik. 7. Auflage. Bietigheim: Rohm, [ca. 1980].
[22] Лукашевич П.А. Корни слов еврейского языка. – Киев. 1882, Лукашевич П.А. Корнеслов греческого языка. Часть I и II. – Киев, б.г., Лукашевич П.А. Объяснение ассирийских имен. – Киев. 1868, Лукашевич П.А. Корнеслов латинского языка. – Киев. 1872 и т.д.
[23] Jiffy, Hady. Die verschollene Wiege der Kultur und Seefahrt. O.O., 1995.
[24] Bachofen J. Das Mutterrecht. Stuttgart: Krais & Hoffmann, 1861, Иванов А.М. Рассветы и сумерки арийских богов. Расовое религиоведение. – М.: Белые альвы, 2007, с. 322 сл.
[25] Новгородов Н.С. Сибирская Прародина. В поисках Гипербореи. 3-е изд. – М.: Белые альвы, 2006.
[26] Уокер, Барбара. Женская энциклопедия. Символы, сакралии, таинства. – М.: Астрель: АСТ, 2005, с. 442 сл.
[27] Wirth Herman, Prof., Dr. Europäische Urreligion und die Externsteine. Wien. Volkstum-Verlag Wilhelm Landig, 1980, Wirth Herman. Um den Ursinn des Menschseins: die Werdung einer neuen Geisteswissenschaft, Wien, 1960.
[28] Голан Ариэль. Миф и символ. – М.: РУССЛИТ, 1994.
[29] Höfler, Otto. Kultische Geheimbünde der Germanen, Bd. I, Frankfurt/M., 1934.
[30] Грейвс, Роберт. Белая Богиня: Историческая грамматика поэтической мифологии. – Екатеринбург: У-Фактория, 2005.
[31] Гимбутас, Мария. Цивилизация Великой Богини: мир Древней Европы. – М.: Росспэн, 2006, с. 440 сл.
[32] Легенда о докторе Фаусте. – М.: Наука, 1978, с. 59, 141.
[33] Этому историко-религиозному эпизоду посвящена наша отдельная работа: Кондратьев А.В. Ведьмы, ритуалисты и мифологисты в религиоведении Третьего Рейха. // Религиоведение, 2006, № 4, с. 3-20.
[34] Kießling, Franz. Über das „Rätsel der Erdställe“. Ein Beitrag zur Kennzeichnung des Wesens, vermutlichen Alters und unsprünglichen Zweckes dieser künstlichen Höhlen. Wien, 1925, S. 24, 50 ff.
[35] Из рассказов о древнеисландском колдовстве и Сокрытом Народе. – М.: София, 2003, с. 4 сл.
[36] Smith, George. The Chaldean Account of Genesis, containing the Description of the Creation, the Fall of Man, the Deluge, the Tower of Babel, the Times of the Patriarchs, and Nimrod: Babylonian Fables, and Legends of the Gods. N.Y., 1875.
[37] Porges, Rabb. Dr. Bibelkunde und Babelfunde. Eine kritische Besprächung von Friedrich Delitzsch’s Babel und Bibel. Leipzig, 1903, S. 37-42.
[38] Klages, Ludwig. Der Geist als Widersacher der Seele, 4. Aufl., [Erstausgabe 1929-32], München 1960.
[39] Kohut, A. Über jüdische Angelologie und Dämonologie in ihrer Abhängigkeit zum Parsismus. // Abhandlungen für die Kunde des Morgenlandes. 1866, S. 72.
[40] Многие из приведённых идей считаются в современной иранистике заимствованными составителями Библии из зороастризма: Hasenfratz H.-P. Iran und der Dualismus // Numen. 1983. Vol. 30, Fasc. 1, pp. 35-52 (44).
[41] Лукашевич П.А. Объяснение ассирийских имён. – Киев, 1868, с. 29.
[42] Мы имеем в виду работы И.Белкина (Д.Громова), А.Платова, Д.Гаврилова и А.Наговицына, разрабатывающих «новую теорию мифа» на базе славянской и нордической мифологий.
[43] Гельмольд. Славянская хроника. Пер. И.Разумовской. – М.: АН СССР, 1963, с. 129-130.
[44] Ловмянский, Генрик. Религия славян и её упадок. – СПб.: Академический проект, 2003, с. 152.
[45] Иванов В.И., Топоров В.Н. Белобог. // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. – М.: Эллис Лак, 1995, с. 43.
[46] Mone, Franz Joseph. Geschichte des Heidentums im nördlichen Europa. Leipzig und Darmstadt, 1822, Erster Teil, S. 135.
[47] К сожалению, дать точную ссылку мы не в состоянии. Текст этой «Хальгариты» в книжном виде, как кажется, не выходил. Мы работали со сканированной рукописью самого К.М.Вилигута, предоставленной нам коллегами из Германии.
[48] Jeremias, Alfred. Das Alte Testament im Lichte des Alten Orients, 1. Aufl., Leipzig, 1904, S. 41.
[49] Jeremias, Alfred. Das Alte Testament im Lichte des Alten Orients, S. 50, 67.
[50] Доклады от 13 января 1902, 12-го января 1903 и 17 апреля 1903.
[51] Делич, Фридрих. Вавилон и Библия. // Классики мирового религиоведения. Антология. – М.: Канон+, 1996, с. 361.
[52] Ран, Отто. Крестовый поход против Грааля. – М.: АСТ, 2004, с. 97, 74, 250, 103.
[53] Delitzsch, Friedrich. Die große Täuschung. Teil I., Lorch (Württ.), 1924, S. 100.
[54] Delitzsch, Friedrich. Die große Täuschung, S. 101-102.

Скачать PDF бесплатно!

Внимание!Мнение автора сайта не всегда совпадает с мнением авторов публикуемых материалов!


наверх